Собачий рай

В четыре часа утра аэропорт кишит людьми. Хаотично перемещаются пассажиры с большими чемоданами и рюкзаками, с собаками и детьми, толкаясь, и налетая друг на друга в немыслимой толкучке. В аппаратах для выдачи регистрационных документов закончилась бумага, поэтому выстроились огромные очереди к стокам ручной регистрации. 
 
Зал ожидания во Франкфурте. Вокруг те же пассажиры, что и в самолете, летим вместе, но не общаемся. Достали из сумки домашние бутерброды и жуем под звуки взлетающих самолетов, глядя сквозь огромное стекло на то, как здоровые мужики в зеленых жилетах со злостью бросают чемоданы на багажную ленту, намеренно подбрасывая каждый громоздкий чемодан, чтобы он рухнул как можно тяжелее. А если еще и сломается – то совсем красота.
В Милано нас встречает гид. Она приехала давно, из северной страны, влюбилась в Италию с тех пор, как родители купили тут летний домик. Работала в отеле, а потом зарегистрировала фирму, и теперь водит экскурсии.
 
Отель
Наш 4-звездный отель располагается в старинном монастыре. Большая фреска на стене напомнила о монахе, с которым я познакомилась в Израиле, во время экскурсии. Нам показывали виноградники, и рассказывали о том, как делают вино. Старый монах оказался выходцем из Ливана. Он говорил по-французски, и это нас сблизило. Я тогда тренировала мой французский, совсем для других целей. Мы потом долго писали друг другу письма на французском языке, и в каждом письме он благодарил Бога за то, что Бог послал ему меня, и он не мог понять за что ему такая награда, и рассказывал о своей простой жизни, однообразной и скучной, как мне казалось. Даже не заметила, когда и как все это прекратилось.
Наша комната на втором этаже. Интернет пропал сразу после грозы, телефон тоже отключился. Разовое мыло и шампунь закончились, и нового не принесли, вода в душе всегда холодная, надо долго ее спускать, чтобы  полилась чуть теплее. 
Ресторан у бассейна. Наши столы в глубине, в подвале. Поначалу люди послушно брали тарелочки с едой, и спускались к столам, но потом всем надоело таскаться в эту глубь, и рассаживались у воды. Подносы в ресторане не предусмотрены, так что в маленькую тарелочку набираешь какую-то еду, в другой руке чашка кофе из автомата. Сок, если можно назвать соком мутную жидкость из другого автомата, взять уже некуда. То и дело в зале раздается смачный звон битой посуды. Это старики, которых здесь большинство, в основном из Германии, не могут удержать в трясущихся руках тарелку с едой, и, сначала, роняют костыли на пол, а потом и тарелки с салатами. Официант Абдуль, он же Абдула из Марокко сразу бросается им на помощь, утешает и собирает осколки. Он прикрепленный к нам официант.  Мы с ним дружим. И опять на почве французского языка. Похоже только я да он обращаемся друг к другу на мелодичном полу-пении. Я уже узнала, как его зовут, откуда он, ça va chéri, (как дела дорогуша) и теперь мы чуть ли не обнимаемся при встрече. Остальные официанты ненавидят туристов. Оно и понятно, сезон только начался, впереди еще целое лето, табуны иноземцев, которым надо подносить, убирать, и мало кто даст на чай. Наша группа чаевых не оставляет, хотя в конце пребывания гид принесла коробочку, чтобы собрать денег за работу, но официанты так орали на гостей, что никому и в голову не пришло платить за это. Почему орали? А кто их знает…
- Номер комнаты?!!! Я спрашиваю: номер комнаты?!!! Номер комнаты!!!!
(Чтобы внести в карточку то, что человек заказал в виде напитка). От испуга я закрыла уши руками. Люди переглядываются в ужасе.
Невысокого роста, с мелкими черными кудрями, сдобренными маслом для волос, официант сгреб тарелки с остатками еды, и неловко вывернул на стол их содержимое, рядом со мной. Я увернулась, повезло. Но на белой скатерти расплылись пятна соуса и жира. Он даже не подумал промокнуть их. Так и доедала свой ужин над заляпанной скатертью. К слову сказать, еда в ресторане безвкусная, как в пионерском лагере. Макароны в какой-то мутно томатной жиже, сверху плавает нечто похожее на морепродукты, но скорее напоминает бычки в томате. Точно. Бычки в томате! Суп из овощного пюре и крахмала, причем крахмал перебивает все остальные вкусовые качества. Рыбное филе явно из замороженных пакетов, хотя озеро то вот прямо под боком, но на такую ораву кто будет ловить из озера? Из пакетов проще. Зато тортики и прирождённые на десерт выглядят отменно, и вкусные...
 
Венеция
В автобусное окно барабанит июньский дождь. Дорога в Венецию ранним утром. Вонь чьих то дорогих духов, храп невыспавшихся мужчин, атмосфера полудремы. То, что не убивает, делает нас сильнее. Только что прочла в телефоне очередной отказ из издательства, который начинался хвалебными словами моих трудов, и окончился отказом печатать книгу. Когда закрывается одна дверь, открывается другая. Первые полчаса было грустно, потом поняла, что стала сильнее, и хорошо! 
Не надо бояться своих мыслей, в том числе о прошлом, просто надо правильно их направлять.
Рядом пожилая пара. Муж в прошлом бегун, он и сейчас хоть куда в свои после 80, строен и подтянут. Седовласая жена его была нежна ко мне до того момента, пока узнала, что русская. Лицо ее изменилось. Она и сама испугалась такой реакции. Потом пыталась сказать что-то, но получилось натянуто и фальшиво. А молодая толстуха – деревенская медсестра, которую сопровождал молчаливый понурый муж - водитель, с презрением вырывает у меня из-под носа тарелки с бутербродами. Забавно наблюдать, как потом она закидывает эти бутерброды в свой большой живот.
 
Дождь и серое небо приближают воспоминания о доме.
Венеция, собственно, и привлекла нас в эту поездку. Это моя мечта.  
Утро не задалось. Серые тучи затянули небо, и в конце концов пролились дождем как раз в то время, когда мы гуляли по городу. Мечта материализовалась загруженным портом, зеленой водой, омывающей правую, нежилую часть острова, с размашистыми пятнами облезлой краски на пустующих и обрушивающихся строениях, тоскливо взирающих на приплывающие корабли черными глазницами пустых окон. Мертвый город. Левая часть перегружена толпами туристов, перемещающимися через мостики вдоль набережной, куполами сборов. Но жизненной энергии в этом городе нет. Дождь. На мостовых ютятся многочисленные киоски с тряпками, сувенирами, пластиковыми разовыми плащами. Темнокожие продавцы бросаются вслед прохожим, предлагая купить зонтик или плащ за цену в триста раз превышающую нормальную. Какие-то безумные цены. Воняет кожей. Женщины из нашей группы с размахом покупают сумки, маски из папье-маше. Зачем им эти маски? 
Ресторанчики вдоль каналов устами зазывал предлагают напитки, но у каналов все значительно дороже. Чем дальше продвигаемся в гущу человеческих тел, тем страшнее ощущение, что от нас хотят только деньги, и кто раньше доберется до нашего кошелька, тот и победил. Мы - кошельки. Ходячие большие кошельки с деньгами.
Вход в туалет полтора евро. Салат из листьев и каких-то овощей не первой свежести 16 евро, здесь лучше и не смотреть на цены.
В соборе проходит инсталляция. Кучи мусора подсвечиваются электронными лампочками. Вспомнилось, как Иисус выгонял торговцев из Дома Отца, выбрасывал их столы с голубями. А здесь - все наоборот. В собор притащили хлам, и разложили по полу. Люди медленно перемещаются у стен. То ли на иконы смотреть, то ли на хлам под ногами…
В самые крупные и красивые соборы вход 10 евро, и очередь в три километра. В Вероне тоже стояла километровая очередь к балкону Ромео и Джульетты. Мы прошли мимо, взглянув через головы толпы, как грустно нависает над разогретой людской массой несчастный балкон.  
В одном из соборов вход свободный, вошли, посидели в тишине и мраке на скамье. Бесплатно. Вот удача! Наконец дождь прекратился. Побродили вдоль каналов, и нашли, таки, свой ресторанчик. Бодрый зазывала развернул у меня перед носом меню на непонятном итальянском языке и, тыкая пальцем, приговаривает, как это вкусно. Он мне сразу понравился. Крупного телосложения, с шапкой седых волос, аккуратно одет, напомнил нам греческих зазывал. Особенно замечательный был папа Томаса на Закинтосе. В первый же вечер он громко обратился ко мне на хорошем английском и предложил рыбу. Мы шли тогда по улице в череде ресторанов, выбирая свой. Так делаем всегда. Худощавый, невысокий человек в белоснежной, до хруста наглаженной рубашке, черных брюках, и в чистых ботинках – большая редкость для пляжного места. Мы согласились взглянуть в меню. Что за рыба так и не поняли. Главное, свежая ли? Да, только что из моря! - обрадовался папа, и позвал Томаса. Из кухни вышел толстяк в красной майке, и повел нас внутрь помещения. Он извлек из шкафа две больших рыбины. Обещая приготовить их специально для нас. Рыбы впечатлили. 
- Мы придем часа через два. 
- Ждем! 
Потом только там и ужинали. Толстяк оказался Томасом. А с папой я пыталась заговорить по-английски, но его знания языка ограничивались теми тремя предложениями, которые он уже сказал мне при встрече. Он очень смущался, чувствовал неловкость из-за этого конфуза. Мне тоже стало неловко, что заставила его так себя чувствовать. Больше уж и не мучила его расспросами. Общались по-простому: звуки, руки, ха-ха, спасибо! Эвхариста! (спасибо) Паракало! (пожалуйста). Отлично! 
 
На мой любимый вопрос «как тебя зовут» зазывала в Венеции ответил Роберто. На самом деле Роберто оказался Ахмед. Во всяком случае так его называл помощник – афганский парень, явно работающий вне схемы и без бумаг, худой и замученный. Но одно то, что его взяли тут на работу, вызвало уважение. Парень принес нам заказ, и поставил на маленький столик. Он улыбался, старался сделать все правильно, и мне было жаль его, поскольку ему явно негде было стирать одежду, и запах нестиранного нижнего белья перебивал все остальные запахи. Кажется Роберто – Ахмед это заметил, и больше его к нам не подпускал, подбегал сам, и шутками прибаутками объяснял мне непонятное меню, отвечал на вопросы. Потом он включился в трескатню на итальянском языке с какой-то старушкой за соседним стоиком, размахивая руками, громко всхлипывая, и приплясывая с ноги на ногу. Они друг перед другом разыграли такую комедию, что в оперу ходить не надо, все тебе здесь: и образно, и живо, и громко, и с интонациями…Я не удержалась, и сделала фото, а потом и короткое видео. Рассчитывал нас уже какой-то третий, лысый, похожий на гангстера официант. Но очень милый. Особенно же он умилялся после того, как мы оставили чаевые. Напоследок я все же спросила у Роберто – Ахмеда не грек ли он. Нет, гордо ответил тот. Я сто процентов с Сицилии. Ну и славно! Это самое приятное воспоминание о Венеции. 
 
Собачий рай
На следующий день ездили к какому-то кристально чистому и красивому озеру в горах. На зеленом склоне прилепился белый монастырь. Лестницы из цемента крупными ступенями спускаются в воду. Сквозь прозрачную воду видны камешки. Люди проходят мимо, очевидно ищут более оживленный пляж. 
Мы остановились, стали переодеваться. Сразу же возникла пара с огромной собакой. Вообще на отдыхе в Италии, особенно в том кемпинге, который прирос к нашему отелю, многие привезли (из Германии) в своих богатых машинах любимых собак. На Украине война. В Африке голод. В Италию на отдых привозят собак. Раньше Италия принимала белорусских детей, помогали им выздоравливать после Чернобыльской катастрофы. Теперь русским и белорусским детям въезд в Европу запрещен. Санкции против детей. Они не увидят красот Италии, не приобщатся европейской истории. Собаки заняли их место. Европа предпочитает заботится о собаках. С собаками не надо столько хлопот, сколько требуется, чтобы вырастить новое поколение. С русскими людьми общаться не хотят. Поколение детей, которые под санкциями уже потеряно для Европы. А собаки здесь, они и есть будущее Европы. Собаки везде. С ними приходят в ресторан. Они купаются вместе с людьми. Гуляют по дорожкам у моря, на поводках и без, оставляя за собой кучи, которые не всегда убирают их хозяева.  Собаки сопровождают одиноких старух в Венеции. Собаки сидят на разостланных одеялах для пикников, собаки едят из специальных тарелочек около киосков, и пьют из отдельной посуды. Вспомнился старый фильм «Корабль дураков». Там, на корабле, изысканное общество, собака обедает вместе с людьми за обеденным столом, а немца, у которого жена еврейка, за этот стол не пускают. Потом какой-то бедный человек бросился в открытый океан, чтобы спасти эту собаку, упавшую за борт. Он утонул. Собаку спасли. Человеческая жизнь оказалась не столь важна. Этот абсурд теперь в жизни. 
Переодеваемся, чтобы войти в воду. Молодая пара с огромной собакой остановилась тут же, и, словно предлагает нам порадоваться их любимице, которая стала спускаться в воду. 
Вокруг полно таких же спусков, свободных. Почему надо заставлять меня купаться с их собакой? 
- Нет! Пожалуйста! Никаких собак! Ноу дог! (нет собакам) У меня аллергия. Пара недовольно переглянулась, не понимая, как поступить.
Я настойчиво повторяла «ноу дог!»  Пожалуйста! Ноу дог! 
В результате они утащили свою собаку подальше, одарив меня столь презрительными взглядами, что мне должно было бы быть стыдно, очень стыдно! 
Но мне не стыдно. Ни чуть! Я купаюсь, и плещусь в мелкой воде, притягивая к себе все новых и новых сподвижников.
Прохожие останавливаются, некоторые присоединяются, входят в воду, купаются рядом, некоторые просто машут мне рукой «Ну как ты? Как водичка?»
То есть, стоило мне войти в воду, это, как магнит, сразу привлекло множество людей. Наверно, им стало не страшно, или они поняли, что тут купаются, тут можно. На других спусках пустынно. Здесь полно людей. Пришли двое китайцев. Женщина села на край лестницы и опустила ноги в воду. Она долго переговаривалась с невысоким, лысым, крепкого сложения мужем, и, наконец, он тоже спустился и сел посреди лестницы, заблокировав мне выход. Я еще поболталась в воде, в ожидании, когда они уйдут. Но они не собирались уходить. Поднялась из воды, и прошла над ними, неприлично близко. На их китайском фоне с сожалением почувствовала себя громадной русалкой. Впрочем, могли бы и дать дорогу, хотя бы из-за ковида. Романтики.
 
Винодельни
Как обычно, после завтрака все дружно загружаются в автобус, и катим несколько часов, чтобы смотреть красоту, и пробовать что то вкусное. Прежде всего вино. Винодельни построены с размахом. Маркетинг налажен. Франческа потомственный винодел. Она демонстрирует, как поворачивают бутылки с белым вином, перевернутыми горлышками вниз, методично, ежедневно, а потом как извлекают оттуда остаток, чтобы вино было чистое. Предлагается пробовать несколько вариантов напитка. 
В маленьком ручном чемоданчике места хватило на все эти драгоценные бутылки, только их и привезли домой, да еще кусок сыра.  Как старательно я паковала их в купальники, и заворачивала в блузки, утрамбовывала. Все довезли.
 
Пармезано
Другое открытие – сыр Пармезано. Небольшой кооператив из 20 работников обслуживает сыродельню, и мясокомбинат. То есть в хозяйстве есть свиньи. Это стало ясно сразу же, как только водитель открыл дверь автобуса. Вонь такая, что казалось странным, как можно здесь пробовать сыр. Но на сыродельне вонь исчезла. Огромные баки для отстаивания молока, которое собирают только в этом районе, чтобы сыр был настоящий. Так же, как и шинка «Пармезано». Шинку делают тут же рядом, но хорошо, что нам этот процесс не показали, я не выдержала бы вида разделанных свиных туш. Итак, молоко отстаивают. Потом добавляют окислитель и бактерии, и снимают верх. Формируют и поворачивают. Для этого крупный сильный мужчина берет каждый круг весом в 40 килограмм, и переворачивает его по нескольку раз в день. Такая у него работа. 
- А кто котлы моет? 
- Да есть машина со щетками – и показали какая. 
- А профсоюз у них есть? 
Гид прыснула от смеха. Сами же работяги юмора не поняли. 
- Есть профсоюз. Ну и что? 
- Просто профсоюз мог бы заступиться за тяжело работающих, я думаю. Потом сыр вымачивают в соленой воде, сушат в отдельной комнате, и выкладывают на выдержку в складском помещении. 
По дороге в склад, зарулили в туалет. Поскольку работают здесь только мужчины, то и обстановка в туалете мужским духом пахнет. За батареей заткнуты несвежие носки, раковина с водой управляется педалью, как орган. 
В складском помещении из мусорного бака выглядывала наскоро свернутая старая клеенка со множеством окурков. 
Один из рабочих вытащил доску со старинной картой, как в школе, и указкой показал регион, где делают Пармезано. Низкорослый, в черной майке и черной кепке, с круглыми глазами, он держит карту на вытянутой руке и тыкает указкой: «Здесь сыр!». Другой принялся стучать по сыру молоточком, как доктор по коленке больному. И, когда все услышали тупой звук, колесо сыра (2015 года) выволокли на подставку, вставили с разных сторон ножи, (коррида просто), и вскрыли ровно пополам. Маленькие кусочки сыра вкусные, но сухие, и хочется пить. Черная кепка убрал карту, и достал красное кислое шипучее вино. Все продумано! В пластиковых стаканчиках зашипела кислая жидкость.
- А на экспорт отправляете?
- Да, по всему миру. Только русским не продаем.
У меня сыр в горле застрял. Вот же неожиданность!
Улучшив момент, подошла к нему: «Я - русская!» Он не понял. Почти не говорит по-английски. (Привет, папа Томаса!) Испугался. Кое как объяснила ему, что живу в Швеции, но русская. И что зря они русским людям сыр не продают.
- Кто вам помог во время пандемии? Русские!?
Утвердительно мотнул головой.
- Прислали самолеты с врачами, лекарствами, спасали ваших людей. А теперь вы им сыр не продаете!
Черная кепка развел руками, и поднял плечи. Мол, ну что я могу?!
Я поджала губы: «Да уж!»
 
Купить сыр можно в магазине тут же рядом. Магазин представляет собой маленькую комнату с шелестящей занавесью. Войти внутрь возможно одному, максимум двум человекам. Продавщица в колпаке и маске достает за стеклянной витриной небольшие, упакованные в пласт куски, и пробивает стоимость каждого в старинной кассе. Как в сельпо. Образы далекого детства.
Гид, похоже, получила кусок бесплатно, ей в каждом пробном месте, куда она привозила народ, полагался процент от проданного. Так что она заходила последняя в тайную дверь, и выходила оттуда с процентным вином или сыром. Однажды случайный водитель в автобусе тоже получил свою бутылку. Она кричала ему с порога: «Тебе какое?»  «Розе!- радостно отозвался он. И, Грация! (Спасибо!) Грация миле! (Спасибо большое!)»
 
Матнуя
В Мантую ехали долго. Остановились при въезде в город, на автозаправке, с, якобы, бесплатным туалетом. Туалет оказался платным, 1 евро вход. Но если купить кофе за 1доллар 30центов, то посещение входит в стоимость. Длинная очередь в одну кабинку ринулась к буфетной стойке покупать маленькую чашечку с глотком черного кофе. Женщина-продавец с выкрашенными волосами, с ненавистью кричит на нас, она нас ненавидит. Хватает мелочь, подставляет под струйку в аппарате маленькую чашечку, и чуть ли не плюет в каждую чашку от злобы. 
В Мантуе есть дом Риголетто. Риголетто в этом доме никогда не жил. Но горожане решили: пусть будет! Этот дом будет домом Риголетто. Поставили во доре бронзовую скульптуру шута в колпаке, и, Who Cares! Какая разница! Жил. Не жил… Это дом Риголетто!
Рыночная площадь перед замком уставлена торговыми вагончиками, увешана тряпками, повсюду лотки, люди. У здания муниципалитета очередь темнокожих молодых людей, многие сидят на корточках, кто-то лежит на земле, кто-то прислонился к стене, жара. 
Нелегальные мигранты ждут очереди на подачу документов. 
Рядом отдельный вход под желто-голубым флагом. Там прохладно и спокойно, никого нет. 
Экскурсовод рассказывает о проблемах отопления, и говорит, что стали популярны печки с дровами, и выросли цены на бензин.
 
 
Последний день
Район Вальполичелло. Вина Вальполичелло продают во множестве видов в магазинах Systembolaget. Спиртное в Швеции продают в отдельных магазинах, в рабочее время. В выходные, и после 19 магазин не работает. То есть Вальполичелло купить можно. Но мы приехали за тридевять земель в жару и даль, чтобы увидеть своими глазами, как его готовят. Водитель открыл дверь, и духота рванула в салон автобуса. Почти все вышли. Мы задержались, пропуская остальных. Рядом пара стариков. Билли бегун на длинные дистанции, участник соревнований, и его жена, седовласая старушка, которую перекосило от того, что я русская. Я после этого старалась обходить ее стороной, чтобы не досаждать. Но тут оказались опять рядом. Она сидела у окна, и ждала, пока Билли, уронивший голову на грудь, проснется. 
- Ты спишь?
- Нет…
Не разжимая губ, промычал он.  Но головы поднять не смог. Лицо его стало желтым, и губы обесцветились. Обмякшее тело не держало голову. Мне стало страшно. На моих газах смерть забирала человека. Вот так просто. Только что смотрел в телефон, оделся в белые носочки и кеды, чтобы удобнее ходить, рюкзачок для вина, если купят, - и все! Теперь он без цвета и жизни. Мы торопливо вышли в другую дверь, и я сообщила гиду. Она побежала в автобус. В окрестностях завыли собаки. По спине побежал холодок. Жутко! 
- Кто может помочь?!
Несколько мужчин бросились помогать. 
- Билли плохо! – раздался истеричный вопль. Деревенская медсестра с узкими губами и плоским лицом, украшенным голубыми тенями над маленькими пуговками глаз сведенных к носу, рванула из подворотни в автобус, заколыхалась всем своим квадратным телом,  Всю дорогу она явно демонстрировала мне неприязнь, хотя вначале подошла ко мне, и предложила бумагу в очереди в туалет, мол, у тебя может нет бумаги, в туалете-то нету, на вот! Это было вежливо. И я тут же спросила, как ее зовут. Но счастье длилось не долго. Все резко оборвалось, как только она узнала, что я русская. 
 
Люди сгрудились в тени у забора в ожидании чего-то нехорошего. В воздухе повис страх, и желание избежать самого ужасного накануне отъезда домой. Притихшие, говорили шепотом, хотя нужды в этом не было. Кроме нас на улице не было никого. Я подошла к девушке, которая должна была показывать нам винодельню. Оказалось, что ее зовут Анна. Мы разговорились. Из помещения выскочил директор винодельни и крепко пожал мне руку. 
- Все будет хорошо! - утешал он, - они знают свое дело! – и кивнул на машину Скорой Помощи.
Медики уже приехали, и оказывали Билли помощь. 
- Я не гид! - на всякий случай уточнила я, - мы просто разговариваем. Директор скуксился, и исчез.
Билли увезли в больницу. Остальные отправились пробовать вино. 
Анна рассказывала о процессе изготовления вина, наливала в бокалы разные сорта для пробы. Жена Билли сидела за столом вместе со всеми, молча смотрела в одну точку. 
Мы оказались за одним солом с семейной парой из Стокгольма. Бывают такие люди, с ними просто хорошо рядом. Спокойно и уверенно. Она шведка, он - англичанин, который всю жизнь живет в Швеции, вырастили вместе двоих взрослых детей, но с трудом можно понять, что он говорит на шведском, то ли на англиском, а может просто вина много… 
По обычаю устроились поближе к тарелке с едой, предназначенной для закусок: нарезка сыра, ветчины, салями… И сразу все съели.
– Опять мы победили! Все съели первые! 
С нами за столом оказалась квадратная медсестра с молчаливым мужем. Она прежде всегда выдергивала у меня из-под носа тарелки с закусками, но тут ей оказалось неудобно это делать, поскольку мы уже нависали над тарелкой.
Так что пришлось задавать мне какие-то ненужные вопросы про права человека. Потом она стала фотографировать бутылки, пустые и полные, и тарелки с едой. Она фотографировала все что ели, и показывала остальным.
Я поднялась из-за стола, подошла и обняла за плечи жену Билли. 
- Ну как ты? 
- Ты знаешь… 
- Да. Надеемся, ему станет легче! Что это было? 
- Говорят, давление упало резко. У него легкие больные, всю ночь кашлял. 
- А мы слышали! Наш номер соседний. В три часа начал кашлять. И так долго не мог успокоиться… 
Порой человеку нужно совсем немного. Просто чье-то участие. Жена купила две бутылки вина и носила с собой упаковку. Я помогала ей при необходимости. Она с благодарностью кивала мне головой. Что она думала в этот момент? Что среди русских тоже встречаются нормальные люди? Не монстры?
Потом мы гуляли по какому-то чудесному приморскому городку в скалах, и она присматривалась, выбирала себе бижутерию у торговцев в киосках. Значит жизнь побеждает, подумалось мне, живое к живому, муж под капельницами в больнице, а она думает о жизни, запасается вином, покупает себе украшения. Все правильно. Так и должно быть. 
 
Вечером Билли вернулся на такси в отель и вместе со всеми на следующий день улетел домой. Ну и Слава Богу. Так закончилось наше путешествие.
Но для меня оно еще продолжилось неделей выворачивающего Омикрона, с полным аутом в первые дни. За все приходится платить. Я думаю, что, знаю, за что я заплатила. 
Италия открыла для меня неожиданно остроту тех проблем, которые внешне казались скрытыми. 
 
Точка времени
Время сосредоточено в одной точке. Мы сидим на тех же самых стульях в зале ожидания аэропорта Франкфурта, где сидели ровно неделю тому назад, и все еще было впереди, все приключения, все встречи. Что-то осталось за границей этого места, где мы сидим и ждем, словно пузырь вылез за границы круга, какие-то события, переживания, чувства, а мы так и сидим здесь, где этот жаркий круг, очерченный судьбой, замкнулся в точке времени.